(1875-1911) прошло пятьдесят лет. Его эпоха ушла в прошлое, ушла вместе со своими духовными чертами, столь отличными от нашей эпохи. Однако и сейчас нас восхищают и волнуют не только талантливые музыкальные произведения М. К. Чюрлёниса, но и его большое (около 300 картин) художественное наследие, необычайно свежее, оригинальное, подчас противоречивое, полное трудно выразимого словами своеобразия, красочности и прелести, пронизанное музыкой, насыщенное напряжёнными исканиями и страстью.
По поводу художественного наследия М.К.Чюрлёниса ведётся давний спор, начавшийся ещё при жизни художника. Были критики, считавшие художественное творчество М.К.Чюрлёниса работой умалишённого, ничего ценного в этом творчестве не находившие и голословно его отвергавшие. Были почитатели М.К.Чюрлёниса, особенно во времена буржуазной Литвы, которые считали его выразителем «национального духа», видели и превозносили в его творчестве прежде всего условное, мрачное и пессимистическое. Порой и сейчас слышатся отголоски этик двух направлений в критике, когда, с одной стороны, с лёгкой руки вульгаризаторов. М.К.Чюрлениса-художника чуть ли не полностью отрицают, а с другой стороны – пытаются оживить прежние буржуазные взгляды, согласно которым Чюрленис – это воплощение всё того же «духа нации» и какое-то непонятное, оторванное от своего времени явление в искусстве, явление, которое часто характеризуется одними лишь хвалебными прилагательными в превосходной степени.
Для понимания и оценки Чюрлёниса-художника наиболее правильным было бы тесно связать ею творчество с эпохой, в которую развивался его талант и создавались картины, то есть главным образом с периодом от 1904-го по 1909 год. При этом надо иметь в виду наиболее значительные, моменты в биографии Чюрлёниса, которые тоже формировали его как художника.
М.К.Чюрленис родился в Южной Литве, в Варене, и вырос в живописнейшей местности – Друскининкай. С малых лет он глубоко чувствовал красоту литовской природы, полную очарования и нежных красок, всё её разнообразные оттенки. В годы учёбы, возвращаясь из Варшавы или Лейпцига на родину, он наслаждался прелестью родных полей, лесов, голубого Немана и прозрачной Ратничеле. Когда он уезжал, его душа – душа под чинного художника – томилась по родине. «...Было бы хорошо, просто так, прогуливаясь, спуститься к Неману, к нашим горкам, пескам, соснам, – пишет он в одном из своих писем из Лейпцига. – ...Месяц на чистом воздухе, да ещё весна! Неотрывно смотрел бы я на деревья, траву: тут же, при мне, набухали бы и краснели почки, потом выступали бы светло-зелёные ростки... А там, глядишь, из-за большого листа цветок высовывает головку и улыбается солнцу... Опять слышишь шёпот сосен, такой серьёзный, словно они тебе что-то рассказывают. И ничего не кажется тебе таким понятным, как этот шёпот. Лесок редеет, уже сквозь ветки поблёскивает озеро...».
Природа родного края, несомненно, была первым глубоким и плодотворным источником, который щедро питал творчество Чюрлёниса, преломляясь и разливаясь в его душе в своеобразных, оригинальных формах.
Не меньшее впечатление, чем природа Литвы, на Чюрлёниса произвёл Кавказ, который во всей своей красе и величии раскрылся перед ним позднее: «Я видел горы, и тучи ласкали их, я видел гордые снежные вершины, которые высоко, выше всех облаков, возносили свои сверкающие короны, я слышал грохот ревущего Терека, в русле которого уже не вода, а ревут и грохочут, перекатываясь в пене, камни. Я видел на расстоянии 140 километров Эльбрус, подобный огромному снежному облаку впереди белой горной цепи. Я видел на закате солнца Дарьяльское ущелье среди диких, серо-зелёных и красноватых причудливых скал. Мы шли тогда пешком, и эта дорога, как сон на всю жизнь останется в памяти. Дорога проходила по берегу Терека, а мы взбирались на Казбек... Наконец мы очутились на леднике Казбека, где такая тишина, что стоит только хлопнуть в ладоши, как отрываются куски скал и летят в бездну...».
Мировоззрение Чюрлёниса формировалось в то время, когда молодёжь Варшавы и Лейпцига увлекалась идеалистической философией Канта, Вундта и Ницше. Учением этих философов живо интересуется и Чюрлёнис. Он жадно читает В. Гюго, Г. Ибсена и Ф. Достоевского, Эдгара По и Л. Андресва. В это же время М.К.Чюрлёнис всё более примыкает к литовскому национальному движению, центром которого с 1904 года, – когда была разрешена ранее запрещённая царской властью литовская печать, – становилась древняя столица Литвы – Вильнюс. Ему близки произведения романтиков, рисующие героическое прошлое литовского народа – «Гражина» и «Конрад Валлеирод» А. Мицкевича. «Маргер» Л. Кондратовича-Сырокомли. «Плач Витоля» Ю. Крашевского. К тому же (отец его был органистом) звучные песни южных литовцев – дзухов, народные сказки и легенды, – всё это с малых лет близко чуткой душе Чюрлёниса (на тему легенды о Юрате и Каститисе он даже мечтал написать оперу).
Наиболее творчески плодотворный период в деятельности художника совпал с трагическим для литовской интеллигенции временем. После разгрома царской реакцией революции 1905 года, которой Чюрленис глубоко симпатизировал, среди интеллигенции усилился идейный и политический разброд, порой переходивший в ренегатство. В русской, полькой и литовской литературе и искусстве растёт влияние символизма и модернизма. Эти течения уводили от действительности в мир фантазии, не признавали за литературой и искусством какой бы то ни было общественной роли и подменяли реалистическое изображение действительности глубоко субъективными символами и аллегориями. Литовское профессиональное изобразительное искусство в то время ещё только начинает развиваться, и на первых художественных выставках в Вильнюсе и Каунасе наша общественность, наряду с реалистическими работами художников – Д.Жмуйдзинавнчюса, П.Римши и др. – знакомится и с первыми картинами М.К.Чюрлениса, в сильной мере отмеченными печатью эпохи и одновременно индивидуальности художника.
Было бы неправильным отрицать воздействие на художественное творчество Чюрлёниса удушливой атмосферы общественного упадка, который так сказался и на творчестве многих художников других народов (русского, польского). Не находя вдохновения в суровой, жестокой действительности, взгляд Чюрлёниса всё чаще обращался к миру фантазии. В произведениях его подчас глубоко отражался трагизм эпохи. Трагические, мрачные мотивы цикла «Похороны» (1904-1906) могли быть не только реминисценциями из творчества Эдгара По и Л.Андреева, но и образами, родившимися непосредственно из воспоминаний о 1905 годе и о последовавшей за ним реакции. Так или иначе, уже в этом цикле мы видим сюжет, глубоко пережитый художником и переданный не в реалистической, а в символической манере, окрашенной своеобразным талантом Чюрлёниса.
Безусловно, здесь найдётся немало художественных параллелей и влияний, но мы ошиблись бы, поставив вообще знак равенства между Чюрлёнисом и декадентами его времени. То, что художникам-формалистам, в том числе многим русским и польским, было чуждо, – а именно мысль и человеческое чувство, – в произведениях Чюрлениса господствует. Эпигонство, фальшь и мода – для него неприемлемы. В картинах Чюрлёниса почти всюду прорывается светлая фантастика и оптимизм, сверкает живая и деятельная мысль
«Я намерен все свои прежние и будущие работы посвятить Литве», – пишет художник в одном из писем 1906 года. Эти мысли в устах художника, выросшего в атмосфере польской и немецкой культуры, волнуют. Это – слова патриота, сказанные в такое время, когда литовское профессиональное изобразительное искусство только рождалось, когда литовский народ жил в тяжёлых условиях, почти не имея возможностей для развития национальной культуры.
Если М.К.Чюрленис был глубоко образованным музыкантом, отлично знавшим музыкальную проблематику прошлого, а также и своего времени и создававшим свои композиции не только с большим вдохновением, но и с глубоким техническим мастерством, то как живописец он был не столько подготовленным специалистом, сколько интуитивным, бесконечно чутким к красоте художником, который скорее ощущал, чем глубоко и теоретически знал технику изобразительного искусства и его приёмы. Правда, у него была возможность видеть накопленные в течение веков сокровища искусства в Праге. Дрездене (между прочим, в Дрезденской галерее), в Нюрнберге, Вене и Мюнхене (здесь он осматривал знаменитые Старую и Новую Пинакотеки, Глиптотеку, так называемый Гласпаласт). «Неизгладимые воспоминания, впечатления на всю жизнь – это Нюрнберг, Прага, Ван Дейк. Рембрандт, Бёклин, ну, и Веласкес, Рубенс, Тициан, Гольбейн, Рафаэль, Мурильо и т. д.», – писал Чюрлёнис. Наряду с работами великих мастеров, Чюрлёнис интересовался модернистами Штуком и Урбаном, Вольфгангом Мюллером, Ходлером, Пюви де Шаванном и другими. Теперь трудно установить, кому он тогда отдавал предпочтение и кто, наряду с вышеупомянутыми мастерами, особенно восхищал и привлекал его.
Первые, известные нам картины Чюрлёнис написал, вероятно, в 1903 году. Позже в письмах мы всё чаще встречаем упоминания о новых произведениях – обложках для книг, рисунках пером и тушью (письма 1904 года), а в письме брату Повиласу в конце апреля 1905 года он уже даёт длинный перечень своих новых живописных работ, среди которых мы находим и такие, ныне широко известные, как триптих «Рекс», «Тишина», «Да будет» (цикл из 13 картин) и др. Интересно отметить, что о цикле «Да будет» в упомянутом письме брату Чюрлёнис пишет: «Последний цикл не закончен; всю жизнь я намереваюсь писать его: конечно, несколько позже у меня будут и новые мысли. Это – сотворение мира, только не нашего, по библии, а какого-то другого мира – фантастического». (Очень серьёзное замечание для тех, кто пытался толковать этот цикл как нечто, связанное с библейской мистикой). Вообще, и в особенности в своих письмах, М.К.Чюрлёнис предстаёт перед нами, как человек трезвого, светлого ума, широких интересов, бесконечно любящий жизнь и природу.
Со временем Чюрлёнис, обладавший душой большого художника, всё более углубляется в литовские народные песни и народное искусство, находя в них твёрдую основу и для своего собственного творчества и для дальнейшего развития национального искусства. Он расширяет свой кругозор, изучая древней плоскую религию и философию, читая индийскую литературу – легенду о Нале и Дамаянти. Рамайяну, Рабиндраната Тагора. Он изучает философа Дж.Рескина, писателей О.Уайльда и Р.Киплинга, знакомится с творчеством графика О.Бердслея. Всё это, без сомнения, не было последовательным самообразованием, но это позволяло соприкоснуться с новыми, ранее незнакомыми явлениями, которые пробуждали мысль и воображение, заставляли искать, а может быть, и спорить. (Уайльд, как и Бердслей, например, так и остались чуждыми М.К.Чюрлёнису).
Естественно, что индийская мифология и философия, ровно как и идеалистическая философия и творчество европейских модернистов, хотя и расширяли интеллектуальный кругозор художника, не могли не оказать на него одностороннего влияния: они формировали отрицательные стороны его мировоззрения и эстетики. Идеалистическая философия с её путаными понятиями врывалась в мир образов художника и зачастую определяла те пессимистические мотивы в его творчестве, которые, к счастью, довольно редки и свидетельствуют не о силе художника, а говорят об ограниченности его творческого метода.
В Вильнюсе Чюрлёнис много энергии отдаёт развитию национального искусства: он участвует в организации литовского художественного общества, помогает устраивать первые национальные художественные выставки, на которых выставляет немало и своих работ, создаёт хор и руководит им, мечтает об учреждении консерватории. К сожалению, в Вильнюсе того времени он не находит сколько-нибудь значительной поддержки своим начинаниям и замыслам, а его художественные работы остаются непонятыми и неоценёнными...
В 1909 году Чюрлёнис, не сумевший материально обосноваться в Вильнюсе, не понятый здесь и как художник, переезжает в Петербург. В своё время Адам Мицкевич, не нашедший признания и оценки на своей родине, был встречен и по-братски принят друзьями – русскими поэтами во главе с А.С.Пушкиным. Теперь другой вильнюсский житель – Чюрлёнис, попав в среду русских художников, становится их другом, участником художественных выставок и получает среди авторитетных искусствоведов того времени признание, как огромный, оригинальный талант.
Увы, уже в 1911 году тяжёлая болезнь преждевременно сводит в могилу едва дожившего до 36 лет выдающегося музыканта и художника.
* * *
Творчество Чюрлёниса – яркая и самобытная страница в истории не только литовского, но и мирового изобразительного искусства.
Каждый, кто знакомится с художественным наследием Чюрлёниса, незаметно для себя поддаётся огромной силе его воздействия; его работы волнуют зрителя, будят воображение и мысль.
В своё время было много сказано и написано о том, что Чюрлёнис картинами хотел выразить музыку, что красками он стремился передать музыкальные звуки. И потому будто бы его художественные произведения часто носят музыкальные названия – фуга, прелюдия, соната (даже с указанием частей: Анданте, Аллегро, Скерцо, Финал).
Однако в действительности художник вряд ли думал об этом, а если и думал, то, несомненно, не о примитивно понятой замене музыкального звука цветовым пятом. Гораздо ближе к истине, пожалуй, будет утверждение, что Чюрлёнис, музыкант большого таланта и обширных знаний, глубже, чем кто-либо другой, чувствовал музыку в природе, и поэтому ритмический, симфонический и вообще музыкальный момент выражен в его картинах с большим мастерством и силой. Редкий художник чувствовал музыкальный ритм, его волнообразное движение, разнообразие и красоту музыкальных созвучий так, как Чюрлёнис. Достаточно всмотреться в его «Сонату моря», чтобы понять, что это произведение напоено музыкальной гармонией: тихие и светлые гармонические сочетания в первой картине – Аллегро; пронизанная мягким солнечным сиянием (воспоминания о потонувшем корабле, лежащем на ладони морского царя); вторая картина – Анданте, и вздымающийся огромной музыкальной волной Финал. У подножия волны мы видим маленькие кораблики, а на фоне её – инициалы художника, как символ победы человека и творца над силами природы.
А какой спокойной, мечтательной музыкой веет от «Покоя»: лежит в море огромная скала, похожая на допотопного зверя, и тот словно всматривается двумя живыми глазами в вечную тишину окружающего!
Музыка как бы пронизывает всю живопись Чюрлёниса. Она выражена в многообразных созвучиях, слышится в грозных и ясных тонах его картин, в бесконечном изменении палитры музыкальных красок. Например «Сотворение мира» («Да будет») – цикл из нескольких картин. Сначала перед нами возникает первобытная и грозная сила хаоса, звучащая приглушенной и суровой мелодией; постепенно из хаоса светлыми пятнами вздымаются планеты и солнца, над необъятными водами звучат вновь родившиеся светила, – и фантастические растения в светлых, зелёных, красноватых, поистине мелодических созвучиях медленно объемлют планету и звенят симфонией жизни и радости. В набросках ненаписанных картин этого цикла мы видим полчища допотопных зверей, устремляющихся вперёд, и стаи птиц в небесных просторах. На что бы мы ни смотрели – на «Сонату пирамид», полную красоты давно погибших цивилизации, на «Сонату звёзд» или на «Рекса» (эти картины возникли на почве занятий астрономией); на «Сказку королей» или па полные удивительного лиризма картины «Жертва», «Рай», «Жертвенник», «Знаки зодиака» – всюду мы найдём выраженное чутко, с большим проникновением музыкальное начало, всегда полное разнообразия, тонкое, бесконечно богатое созвучиями и настроениями.
Великий гуманист, глубокий знаток искусства Ромен Роллан отмстил своё отношение к живописи Чюрлёниса и к её музыкальности впечатляющими словами: «Трудно выразить, как взволнован я этим замечательным искусством, которое обогатило не только живопись, но и расширило наш кругозор в области полифонии и музыкальной ритмики. Каким плодотворным было бы развитие такого содержательного искусства в , монументальных фресок. Это – новый духовный континент. Христофором Колумбом которого стал Чюрлёнис».
Чюрлёнис не принадлежал к тем художникам, которые в обычной для реалистов манере изображают повседневный быт, жанровые сцены. Даже к пейзажу в прямом смысле этого слова приближаются всего только несколько картин Чюрлениса – «Райгродас», «Жемайтийские кресты», «Жемайтийское кладбище». Если вершиной реализма в литовской литературе можно считать творчество Донелайтиса и Жемайте, которые с огромным талантом рисовали в своих произведениях литовскую природу и быт, запечатлели картины жизни своего времени с таким проникновением и силой, таким сочным, в подлинном смысле этого слова могучим языком, что они останутся жить в веках, – то М.К.Чюрлёнис своим художественным творчеством гениально выражает другое явление в нашем национальном искусстве – романтику, мечту, фантазию. Максим Горький всегда высоко ценивший мастеров русского реалистического искусства, не только не отрицал романтизма Чюрлёниса, но, наоборот, подчёркивал его фантастику и музыкальность: «Да-с, сударь, быт, жанр и прочее – всё это хорошо, – говорил он. – А где же мечта? Мечта где, фантазия где, я спрашиваю? Почему у нас нет Чурлянисов? Ведь это же музыкальная живопись!»
Развивая свою мысль. М. Горький борется за то, чтобы и реалистическое искусство не отказывалось от того, чего так много в творчестве Чюрлёниса – от его романтизма, . Он подчёркивает также, что творчество Чюрлёниса заставляет зрителя думать; в нем нет поверхностного, плоского, беспроблемного изображения действительности. «А что же... – говорил М. Горький, – разве романтике и места нет в реализме? Значит, пластика, ритм, музыкальность и тому подобное совсем не нужны реалистической живописи? Мне Чурлянис нравится тем, что он меня заставляет задумываться как литератора! Нда-cl»
Прежде всего – романтизм Чюрлёниса. Если мы под романтизмом будем понимать все то, что связано не с реальной повседневной жизнью, а с мечтой, сказкой, фантазией, если мы вспомним, как Чюрлёнис любил прекрасную природу родного края, которой он не раз любовался, в особенности в Друскининкай, Вильнюсе и на Балтийском побережье, а так же природу Кавказа и Карпат, вспомним, как он интересовался литовскими сказками, легендами и песнями, если поймём воздействие тех мыслителей и писателей, которых художник читал и которыми восхищался, если будем иметь в виду влияние на Чюрлёниса новых веяний в искусстве того времени, если наконец мы вспомним, как Чюрлёнис интересовался проблемами астрономии и древними цивилизациями, то многие вопросы тематики и проблематики его творчества станут ясными.
В своё время многие буржуазные литовские критики искусства возмущались «непонятностью» творчества Чюрлёниса. Зрителям, привыкшим к элементарному реализму или даже натурализму, Чюрлёнис действительно казался «трудным», «непонятным», «мистическим». Между тем М. Горький, как это видно из вышеприведённых слов, с присущей ему наблюдательностью понял и высоко оценил особенность творчества Чюрлениса-художника, которая состоит в том, что его картины не являются, как это кое-кому казалось, одними только комбинациями красочных пятен и фантастических фигур, без цели и смысла нанесённых на полотно, а что в них обычно кроется идея, мысль, символ, с помощью которых художник, пользуясь средствами живописи, пытается разрешить какую-нибудь проблему вселенной, природы или человеческого бытия. Правда, это делается в весьма своеобразной, характерной только для Чюрлёниса, манере, и идея автора, смысл произведения воспринимаются некую тему и узко-натуралистически понятое содержание, несомненно, такая же бесплодная работа, как искать их в музыкальном произведении Бетховена или Шопена, в мелодии народной песни. Желание «понять» живопись Чюрлёниса, как и его музыку – наивно. И характерно, что творчество гениального художника, которое так долго не могли «понять» псевдоинтеллигенты, часто сразу понимали простые люди из народа. Об этом очень интересно пишет жена Чюрлёниса. Она рассказывает, как на выставке картин Чюрлёниса в комнату вошёл крестьянин, и художник Талас Даугирдас принялся было объяснять ему картину. Однако крестьянин сказал: «Не надо, тут я и сам понимаю! Это сказка. Видишь, взбираются люди на гору искать чудо, они думают, что там стоит вот такая королевна, – и кто будет самым сильным, самым красивым, самым умным, того она и возьмёт. Взошли, – а королевны и нет, сидит бедный, голый ребёнок – вот сейчас сорвёт одуванчик и заплачет».
Когда Т. Даугирдас рассказал об этом Чюрлёнису, «художник, – пишет его жена, – был тронут до слез и всё волновался, когда мне это пересказывал, говоря – какое это счастье, что он не ошибся, что его искусство находит прямую дорогу к сердцу народа, потому что оно корнями своими уходит в народ».
Не будет ли это самым простым и правильным ключом к пониманию «тайн» Чюрлёниса-художника? Смотрите на мои картины глазами человека из народа, которому не чужды сказки, легенды и песни его страны, который природу чувствует, как нечто живое, вечно движущееся, фантастическое, который даже не всегда в состоянии отличить фантастику от действительности, – как бы говорит своим зрителям Чюрлёнис. И тогда легко будет понять, что в «Сотворении мира» нет библейской мистики, а отображена победа жизни и света над хаосом и тьмой, что в этом цикле показано необыкновенное счастье, которое для человека кроется в бесконечном разнообразии природы. Тогда нетрудно будет понять «Мысль» и «Корабль», в которых явления природы и человеческой жизни тесно связаны между собой – лучи света и тучи сплетаются с силуэтами людей, и трудно отделить их друг от друга. Легко раскроется и лучезарный смысл «Дружбы», н удивительная извечная живительная сила, хрупкость и теплота циклов «Весна» и «Лето». Мы не сможем оторвать глаз от картины «Цветы», где в наступающих вечерних сумерках на поверхности озера такими живыми всплывают цветы белых водяных лилий. Замечательная красота для нас раскроется в картинах цикла «Зима», где ледяные сосульки и фантастические цветы, местами как бы перерастающие в условную декорацию, одновременно так живо напоминают настоящую литовскую зиму. «Знаки зодиака» в чудесном музыкальном звучании откроют перед нами не только знаки космических явлений, но необычайно тонко передадут благоухание наших полей под звёздным небом, под которым стоит «Дева», подвиг сказочного героя («Стрелец»), незабываемую красоту и фантастику Балтийского моря («Рыбы»), быка, выходящего в поле на восходе солнца («Телец»), щедрого сказочного короля, с ладони которого падает серебряная струя будущей реки («Водолей»).
В «Сонате солнца» художник раскрывает мысль, рождённую занятиями астрономией – мысль о начале вселенной, когда из хаоса возникали солнца и планеты (Аллегро), когда на земле, согреваемой лучами солнца родилась жизнь (Анданте), появились удивительной прелести цветы, деревья и фантастические мосты (Скерцо) и, совершив круговорот, жизнь снова угасла в грозном, опутанном паутиной Финале.
Зрителя всегда восхищает солнечная «Соната весны», полная вечного движения, которое выражено беспрерывными взмахами фантастических мельничных крыльев (Анданте), лёгкими, тянущимися ввысь деревьями и горящими, как свечи, ветвями растений, среди которых скользят быстрокрылые птицы (Скерцо), «Сказка королей», «Жертва» и «Рай», «Сказка о замке», «Жертвенник» и другие подобные произведения кажутся родившимися из наших народных легенд о стране счастья и красоты. Особенно много этой красоты художник вложил в картину «Жертва», где у подножия фантастической лестницы, на звёздном возвышении стоит крылатый ангел и благословляет дым жертвенника, поднимающийся из долины, от мира людского. Картина обладает очень большой декоративной силой. Не менее поразителен и «Рай», где у края большой воды, отражающей сказочные облака и сказочных птиц, на покрытом цветами лугу ангелы собирают цветы, а другие по широкой белой лестнице спускаются вниз. Покой, красота и тишина – вот та сказочная страна без забот и горя, которую не мог обрести наш труженик. Эту обетованную страну художник нарисовал в своей картине в образе мечты, сказки.
Литовские сказки, а может быть – изучение религии и легенд Индии породили «Сонату ужа», которая вылилась в жуткие видения с очень затемнённым смыслом. В этом цикле действительно нет света и радости, которыми так богаты другие работы художника. От него веет страшным, гнетущим, тёмным настроением. Кажется, что огромная змея является единственным властелином сурового мира подсознания художника и вселенной. Холодным, мрачным настроением проникнуты некоторые другие картины художника, в особенности из цикла «Похороны», насыщенного печалью, скорбью, безнадёжностью. Гроб, который на плечах несут люди, очень похожие на привидения; пейзажи с оголёнными деревьями и водой, отсвечивающей по ту сторону призрачных кипарисов; похоронная процессия, идущая в горы по краю бездны; смерть с косой и грустящая перед закрытыми окнами опустевшего дома женщина, – всё это полно ужаса, дыхания смерти, словно навеяно рассказами Эдгара По. Таким же настроением пронизан и цикл «Буря», в котором победа тёмной силы выражена в образе сломанного креста, и «Видение», от которого также веет мрачной символикой. И радует, что во всём остальном творчестве художника мы видим много жизнеутверждающего, много света, счастья, радости и настоящей красоты, но тихой, приглушённой, почти никогда не выявляющейся крикливо и навязчиво, именно такой спокойной красоты и полна природа Литвы.
Среди довольно разнообразной и интересной трафики художника, в которой есть не только зачатки будущих, разработанных позже, картин, но и совершенно законченные произведения, мы находим новые в его творчестве мотивы – архитектурные (в флуорфорте «Башни»), и преобразования народного орнамента в книжной графике – обложках и виньетках. Эти эскизы и рисунки обогащают наше понимание М.К.Чюрлёниса и показывают, какими трудными, извилистыми путями пробивали себе дорогу его мысль и беспокойное воображение.
Теперь становится ясным вопрос и о национальном характере творчества Чюрлёниса. Зрителям, привыкшим к «ясной» и «понятной» реалистической или натуралистической живописи, иногда кажется, что во всём творчестве Чюрлёниса нет элементов национальной формы или что эти элементы сведены до минимума.
Это, без сомнения, неверно.
Национальный характер творчества Чюрлениса-художника проявляется не в дальнейшем развитии, претворении или имитации элементов народного художественного творчества, а более сложным путём – чаще всего художественной передачей элементов и красок самой природы или мотивов фольклора. Вот почему его творчество, имеющее несомненно национальную н народную основу, всё же многими воспринималось с трудом. Величие художника может быть более глубоко понято сейчас, когда интеллектуальный и эстетический уровень нашего народа значительно поднялся.
Не только в наиболее реалистических пейзажах художника («Райгродас», «Жемайтийские кресты», «Жемайтийское кладбище»), но во всех его лучших картинах нас поражает очень глубоко, очень тонко выраженная специфика литовской природы. Растительный мир Литвы («Сотворение мира»); причудливые облака, похожие на сказочных богатырей («День») или на огромные корабли, плывущие в поднебесье («Корабль»), или на сказочного властелина природы, восседающего на престоле («Гимн»); незамысловатые деревянные колокольни, распускающиеся ветви деревцев и мутные, бурные воды («Весна»); разрисованные морозом узоры, полные фантастики и красоты («Зима»); часто повторяющиеся мотивы морей, кораблей, плывущих рыб; деревья, мосты и вертящиеся крылья мельниц, цветущие весенние ветви-свечи, распространяющие приглушенный свет и ароматный дым; сказочные короли на фоне переплетающихся ветвей, держащие на руках сверкающий красотой литовский сельский пейзаж («Сказка королей»); и наконец фантастические дворцы и замки, напоминающие пейзаж Вильнюса ранним весенним утром, когда ещё не рассеялся туман («Демон», «Прелюд всадника»), – во всём этом столько характерного для природы Литвы, изображённой художником с беспредельной чуткостью и оригинальностью, что национальный характер его искусства не подлежит никакому сомнению.
Замечательная литовская поэтесса Саломея Нерис, посвятившая М.К.Чюрлёнису поэтический цикл («Из картин М.К.Чюрлёниса») и не раз вспоминавшая его в бурю Отечественной войны – (стихотворение «Надежда» и др.), очень хорошо поняла и выразила национальный характер творчества художника:
Весна, весна!
В садах поёт сирень,
Звенит река, сияет майский день.
Река небес – так глубока,
А ветер гонт облака!
Весна, весна!
В ветвях берёз лесных
Струится сок побегов молодых –
То кровь моя – и ветра взлёт
Дыханьем воли обдаёт.
Там белой тучкой пробежит,
Там в листьях ивы задрожит,
Там птицею вспорхнёт лесной
Твоя свобода, край родной!
Колокола мне в сотый раз
О счастье, о любви поют...
Встречай меня, родной приют!
(«Весна», перевод М. Замаховской)
Интересно, что и в этом, и в других стихотворениях цикла («Летит чёрный ужас», «Цветёт солнце», «Стрелец», «Дружба», «Одуванчик») поэтесса воспринимала творчество знаменитого художника, как животворное, полное оптимизма, гуманных мыслей и чувств. Картины М.К.Чюрлёниса вдохновляли С.Нерис и будили в ней бодрое чувство в дни мира, утешали и успокаивали в тяжёлую годину войны.
Однако утверждать, что в художественных работах Чюрлёниса сплошь преобладают элементы национальной формы было бы не совсем правильно. Тематика художника, вырывавшаяся иногда из круга столь характерных для него образов литовской природы и фольклора, диктовала отвлечённость формы, характерную для современных ему художников-модернистов других народов. Философские, отвлечённые темы в картинах «астрономической» (в «Сонате звёзд», «Рексе») или «египетской» тематики в цикле «Соната пирамид», не говоря уже об упоминавшейся выше «Сонате ужа», уводили художника от национальной формы, а тем самым снижали оригинальность этих произведений, непосредственную теплоту выражения и силу впечатляемости.
Чюрлёнис как художник – это уникальное явление в истории литовского искусства. Он не имел предшественников и не оставил сколько-нибудь серьёзных последователей. Однако Чюрлёнис – не беспочвенный художник. Корни его лучших произведений проникают в недра мироощущения литовского народа, которое особенно глубоко проявилось в фольклоре. Это – явление, связанное со своей эпохой и с романтическим направлением в искусстве в широком смысле этого слова.
Произведения Чюрлениса сегодня, когда наше искусство ставит перед собой высокую цель – воспитывать человека эпохи коммунизма, остаются весьма ценным свидетельством глубокой творческой мысли и её устремлений. Творчество Чюрлениса – порождение определённой эпохи, с которою оно и завершается. Однако та красота, фантазия, та музыка, оптимизм, теплота и человечность, которыми оно дышит, близки и дороги и человеку нашей эпохи – это черты не преходящей значимости, черты, которые делают творчество Чюрлениса бессмертным в истории литовского и мирового искусства. Кроме того, это неповторимое проявление подлинно литовского национального искусства, имеющее бесспорное значение и для мирового искусства в целом. И напрасно в наше время некоторые искусствоведы считают Чюрлениса предтечей бесчеловечного и бездушного абстракционизма, который заполнил ныне духовную жизнь капиталистического мира. В творчестве абстракционистов нет стремления понять и объяснить мир, в нём нет мысли и чувства, хотя глашатаи этого искусства иногда и пытаются доказать, что им не чужды какие-то «идеи». Между тем Чюрлёнис с помощью своеобразных романтических средств обращался к человеку, чутко подслушивал биение его сердца, ставил перед своим искусством не узкоформальные, декоративные задачи, как это свойственно абстракционистам, а выдвигал на первое место философскую мысль, человеческие чувства. У Чюрлёниса сочетания фантастических элементов, окрашенные музыкальным звучанием, не искажают природу, не превращают её в комбинации ничего не выражающих красочных пятен или форм. И, наконец, народная основа, столь ярко выраженная в лучших картинах Чюрлёниса, вообще чужда абстрактному искусству.
В творчестве Чюрлёниса бьётся сердце человека, живёт полет фантазии и ума, оно наполнено звуками и красками подлинной жизни. В этом и состоит тайна его неувядаемой жизненности, в этом – его великий человеческий смысл н ценность. Вот несколько мыслей о Чюрленисе-художнике, которые продиктованы не только любовью и уважением к большому искусству, но и желанием постичь его глубже и правильнее Автор статьи будет счастлив, если эти мысли послужат одним из исходных пунктов для дальнейшего углубления и решения проблем творчества выдающегося литовского художника.
Отец будущего художника был сыном крестьянина из южной части Литвы - Дзукии. Свое будущее отец мальчика связал с искусством, а именно с музыкой, играл на органе.
Мать будущего художника Адель родом из немецкой семьи евангелистов, покинувших Германию из-за религиозных преследований.
Спустя 3 года после рождения Микалоюса семья переселилась в Друскининкай.
Заметив у мальчика прекрасный слух и неординарные музыкальные способности, отец начал обучать его музыке.
С 1889 по 1893 год Чюрленис занимался в оркестровой школе М. Огиньского в Плунге. Здесь он учился играть на флейте и пытался сочинять музыку.
В 1893 году Чюрленис отправился в Варшаву. Здесь в 1894 году его зачисляют в Музыкальный Институт. В 1899 году он с отличием заканчивает его. Ему предлагают должность директора музыкальной школы в Люблине, но он отвечает отказом.
Осенью 1901 года Чюрленис едет в Германию, где становится студентом Лейпцигской консерватории. Здесь он все больше говорит о занятиях живописью.
Через год в 1902 году, получив диплом, Чюрленис возвращается в Варшаву.
Здесь он продолжает писать музыку, дает частные уроки, которые являются его основным заработком. Молодой композитор еле сводит концы с концами и мучительно переживает, что не в силах помогать своим родителям.
Вскоре в юноше проснулась невероятная тяга к живописи, с которой он был не в силах совладать. Отныне музыкальные и художественные интересы постоянно пересекаются, определяя широту и разносторонность его просветительской деятельности в Варшаве.
Чюрленис упорно трудился, пополняя свои альбомы все новыми набросками, эскизами, этюдами с натуры, усердно работал над гипсовыми масками. Он посещает художественную студию. Чюрленис стремился к тому, чтобы живопись зазвучала, а краски подчинились музыкальному ритму. В 1903 году он создает свою первую картину «Музыка леса».
В 1904 году в Варшаве он поступает в Школу изящных искусств. В школе он увлеченно занимается астрономией, космогонией, индийской философией и особенно творчеством великого поэта и мудреца Индии Рабиндраната Тагора.
В 1905 году из-за начавшихся революционных событий, Чюрленис покидает Польшу и бежит в Литву. В 1907 году в Вильнюсе открылась Первая Литовская художественная выставка. Неповторимые картины Чюрлениса завораживали тонкостью цветовой гаммы и идеями космического масштаба - циклы «Сотворение мира», «Зодиак» и другие.
Символически-обобщённая, тонкая цветовая гамма в живописи Чюрлениса переносит зрителя в мир сказки – «Сказка», цикл «Сказка королей», фантастических видений, мистики – «Сотворение мира», «Знаки Зодиака», народных представлений и суеверий «Весна», «Зима», «Жемайские кресты», сохраняет связь с музыкальным творчеством Чюрлениса «Соната солнца», «Соната весны», «Соната моря», «Соната звёзд».
В 1908 году он женился на Софье Кимантайте. В этом же году они уезжают в Петербург.
В Петербурге у них не было ни работы, ни денег, ни друзей. Не смотря на все трудности, что-то необъяснимое держало художника в этом городе. Он был страстно увлечен русской культурой. Именно здесь он сочинил свою лучшую музыку и написал свои лучшие картины. К сожалению, он не смог удержать жену, не привыкшую к такому образу жизни. Она вернулась домой.
В Петербурге Чюрленис познакомился с выдающимися русскими художниками, такими как Мстислав Добужинский,Лев Бакст, Рерих, Лансере, Константин Сомов, что существенно облегчило его существование в Петербурге. Они дали ему возможность зарабатывать и участвовать в выставках.
В Петербурге у него завязался надежный контакт с кружком Александра Бенуа в Русском художественном обществе, что позже переродился в общество «Мир искусства». К тому времени Чюрленисом уже были созданы наиболее известные его циклы картин – «Сонаты», состоящие из частей Allegro, Andante, Scherzo и Finale, а также «Прелюды и фуги».
В 1909 году он принял участие в выставке «Союза Русских Художников». В газетах стали появляться благосклонные отзывы о его картинах.
Начиная с 1909 года художник все чаще и чаще испытывал чувство депрессии, беспричинной тоски, неуверенности. Непризнание, непонимание, невозможность изменить свою жизнь к лучшему все это ухудшало его состояние.
В 1909 году Чюрленис написал картину, которая называлась «Баллада о черном солнце». Над миром восходит черное солнце, его черные лучи пересекают небо и гасят его краски. Сквозь мрак вырастает башня, кладбищенские колокольни и крест. Все это отражается в темной воде, плещущейся у подножья башни. И над всем этим, простерев черные крылья, реет зловещая птица, вестник беды и несчастья.
Состояние художника все время ухудшалось, он перестал общаться с друзьями и знакомыми. Жена перевозит его домой в Друскининкай.
В 1909 году врачи обнаружили у него душевную болезнь. В начале 1910 года его помещают в небольшую клинику для душевнобольных под Варшавой. Ему запретили рисовать и заниматься музыкой. Это еще больше обостряет его тяжелое состояние. Позднее он сбегает из больницы в лес. Кружа по лесу, не в состоянии найти дорогу на волю, он возвращается в больницу с воспалением легких и кровоизлиянием в мозг. 10 апреля 1911 года художника не стало.
Первая соната Микалоюса Чюрлениса нарисована на бумаге с помощью темперы. Атмосфера мистики, волшебства и чудес переполняет картину вместе с уравновешенностью всех ее элементов. Солнце является доминантным элементом картины. Необычным является то, что […]
Многогранно талантливый человек, Чюрленис пробовал себя во многих видах творчества. Его литературные пробы и музыкальные партитуры стали откровениями для современников. Однако, его картины производят непростое впечатление. Стиль символизма позволяет запрятать смысл в […]
Небесный пейзаж, изображенный Чюрлёнисом является ярким примером символизма в живописи. Микалоюс Чюрлёнис – абсолютно уникальный художник во многих отношениях, его творческая жизнь очень коротка – всего семь лет, за которые он создал […]
Цикл картин создан в 1903 году. Чюрленис был живописцем-фантастом. Но наиболее подходящее для определения его живописи слово – фантасмагория. Художник создает настоящий космос, в котором причудливым образом переплетаются звуки, краски и формы. […]
Микалоюс Чюрленис известный литовский художник и композитор. Картина открывает перед нами прекрасный неизведанный для нас мир, показывает зрителям всю красоту потустороннего мира. Эта работа наполнена чистотой и красотой, необыкновенностью пейзажа и персонажей, […]
Соединить живопись и музыку кажется невероятной задачей, но только не для литовского композитора, музыканта и художника Микалоюса Чюрлениса, который сумел сделать, чтоб живопись буквально зазвучала, а краски отвечали ритму музыке. Этот неординарный […]
Край этот на юге Литвы называется Даукией, а местных литовцев зовут дауками. Но Даукия носит ещё одно старое название: Дайнава. Если знать, что дайнами зовутся у литовцев песни, то становится понятным и происхождение этого красивого наименования: здесь издавна во множестве слагали прекрасные, обычно грустные песни и хорошо умели их петь. Этот край - родина Микалоиса Константинаса Чурлёниса.
Отец Чюрлениса с молодости подолгу пропадал в лесах и не столько охотился, сколько просто бродил, строил лодки, плавал по реке. Но вместе с неодолимой склонностью к вольной жизни он обладал природным трудолюбием и еще одним ценным качеством – любовью к знаниям и учебе. Окончив начальную школу, мальчик затем научился польскому и русскому настолько хорошо, что мог свободно читать и писать на обоих этих языках. Он приходил в волнение от музыки и, поддавшись, зову своей беспокойной натуры, уже далеко не в детском возрасте поступил в ученики к церковному музыканту, что позволило ему в дальнейшем занять место органиста.
Орган дал Чюрленису - отцу не только занятия по душе и заработок, но и нечто большее: он принес ему любовь красивой девушки - Адель. Во время службы эта девушка стала заслушиваться игрой молодого органиста.
Адель была из немецкой семьи евангелистов. С юных лет девушка должна была заботиться о себе сама, так как семья рано осталась без отца и жила бедно.
Адель работала в услужении в одной графской семье, где она имела возможность учиться и читать. Она знала множество песен и любила петь, увлекательно пересказывала услышанную или прочитанную сказку.
Любили её все – и в хозяйской семье, и соседи. Полюбил её и органист Чюрлёнис. Они поженились и стали жить в Варене – городке на юге Литвы. В этом городке 22 сентября 1875 года у них родился сын. Назвали его двойным именем Микалоюс-Константинас.Три года спустя после рождения сына семья перебралась в Друскининкай. Чюрлёнис-отец служит в костеле, мать ведет хозяйство и растит детей, которыми эту семью жизнь щедро одаривала.
Маленькому Костеку только шесть, а он в костеле в день праздника играет на органе на воскресной службе, но вот беда, жалуется отец, мальчик не хочет учить ноты.
Музыкальность маленького Кастукаса, частенько заменявшего своего отца за органом, вызывала в Друскининкае всеобщее восхищение, он же продолжал импровизировать, проводя за инструментом многие часы.
Что же касается его отношения к нотной записи, то в этом уже тогда, в раннем детстве, проявилась характерная черта будущего композитора. Он очень многое просто не хотел записывать… Ноты же он знал довольно хорошо, это видно хотя бы из того случая, когда прелюдию Баха мальчуган разучил очень быстро.
Вообще же Кастукас обладал не только музыкальными способностями. Когда настало время идти в школу, живой ум и любознательность помогли ему без труда справляться с программой начальных классов.
Заметную роль в судьбе Чурлениса сыграл Доктор Юзеф Маркевич, который, бесспорно, был незаурядным человеком. Он закончил медицинский факультет Московского университета, имел постоянную врачебную практику в Варшаве. Доктор очень любил музыку и прекрасно играл на рояле.
В Друскиненкае Маркевича любили. Люди различного положения и достатка - от бедняка до крупного чиновника, приехавшего на лечение из столицы, находили в докторе достойные черты: одни – простоту, добродушие и бескорыстие, другие – образованность и высокую культуру. А музыкальность Маркевича послужила поводом к его знакомству с органистом Чюрлёнисом, когда тот предложил доктору попробовать поиграть на органе. Это знакомство вскоре перешло в дружбу двух семей – семьи образованного врача-поляка и семьи органиста-литовца, выходца из крестьян.
Но вот Кастукасу исполняется десять. Забавам и беспечности детства пора было отойти в прошлое. Его товарищи, сыновья Маркевича, все давно учились в солидных гимназиях – а он? Что ждало его впереди?
МУЗЫКАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО
Первым, кто сумел так ясно определить возможности и «заглянуть» в будущее совсем юного Кастукаса, стал доктор Маркевич, который решил воспользоваться знакомством с князьями братьями Огиньскими и попросить их принять участие в судьбе одаренного мальчика. Спустя недолгий срок был получен ответ: князь Михаил Огиньский давал согласие принять мальчика в свою оркестровую школу. Этот Михаил Огиньский доводился автору знаменитого «Полонеза» прямым внуком.
Старший сын Чюрлёнисов впервые выпорхнул из гнезда в четырнадцать лет. Четыре года пробыл он в Плунге, занимаясь в школе и оркестре Огиньского. Довольно скоро Чюрленис перешел из учеников в категорию оркестрантов, и Михаил Огиньский положил ему за работу в оркестре пятирублевое месячное жалованье, которое стало заметным подспорьем для юноши и его семьи. Музыка, исполняемая оркестром, была рассчитана на эффект: марши, польки, вальсы, увертюры, отрывки из опер и оперетт – т.е. легкий и популярный репертуар составлял значительную долю того, что исполнялось.
Когда Константиносу исполнилось восемнадцать, стал вопрос о продолжении музыкального образования. И хотя Огиньскому было жаль терять такого талантливого оркестранта, все же он предлагает Чюрлёнису учиться в Варшавском музыкальном институте и при этом, в случае поступления, гарантирует ему необходимую плату и стипендию.
В 1893 году Чюрленис отправился в Варшаву, где с начала 1894 года зачисляется в студентом фортепианного класса Музыкального института (позже - Варшавская консерватория). С этого времени он более чем на двенадцать лет остается тесно связан с Варшавой и все эти годы, конечно же, испытывает серьезное воздействие артистической атмосферы этого города - столицы входившей тогда в Российскую империю Польши.
Варшава – настоящий центр культуры, здесь есть театры, сюда на гастроли едут все европейские знаменитости – пианисты, певцы, дирижеры; симфонический оркестр дает концерты. В Варшаве молодой человек окунается в жизнь, полную новых порывов – к знаниям, к общению с широким кругом людей…
Поступив на отделение по специальности фортепиано, Чюрленис играет Гайдна и Моцарта, Баха и Бетховена, осваивая все более сложные по содержанию и исполнению произведения.
Первую ступень обучения он проходил у профессора Т. Бжезицкого, вторую у А. Сыгетинского - не только известного музыканта, но и литератора. В первые же годы обучения приступает к изучению контрапункта под руководством З. Носковского.
Он начинает сочинять небольшие фортепианные пьесы и исполняет их в компании друзей. Некоторые из этих пьес сохранились в рукописях. Они помечены 1896 годом. Мы можем считать, что как композитор Чюрленис известен нам именно с этого времени, то есть с той поры, когда ему было двадцать лет.
В середине 1899 года Чюрленис заканчивает Варшавский музыкальный институт. В качестве выпускной работы он представляет кантату для большого хора и симфонического оркестра «De profundis» - произведение, оцененное на «Отлично». Вскоре после этого композитор пишет симфоническую поэму «В лесу».
Князь Огиньский был доволен: воспитанник его школы и его стипендиат оправдал надежды. В его музыке зазвучала новая интонация, поначалу непривычная для его современников и кажется непривычной нам, когда мы слушаем эту музыку впервые; она медлительна и печальна, прозрачна и хрупка, сосредоточенна и сдержана…Но сколько в ней простоты, благородства и задушевности! Если вслушаться в эту музыку, то можно почувствовать голос самой жизни: и говор – певучие, мягкие интонации языка, и песни – грусть в них тиха, а веселье не буйно; и природу – где реки не бегут, а протекают, где горы – не выше холмов, где солнце нежарко и небо светит неяркой голубизной... Невероятно, но музыка Чюрлёниса все это рисует, а в живописи его звучит то, что пристало скорее музыке…
Самое популярное его произведение - симфоническая поэма «В лесу». Она до сих пор остается в числе высших достижений литовской музыки, написанная в едином порыве – Чюрлёнис сделал фортепианное изложение всего за одиннадцать дней.
Учась в школе живописи, создавая десятки картин, зарабатывая на жизнь уроками, он сочиняет музыку. С конца 1903 года он пишет небольшие фортепианные пьесы, в основном прелюдии и вариации. Таких пьес (из сохранившихся) свыше полусотни. Удивительные по красоте и лиризму, лишь немногие из них были опубликованы.
Прелюдии и вариации Чурлёниса, написанные в 1904-1906 годах, обладают многими чертами, которые делают их популярными сегодня у исполнителей и слушателей.
Мир Чюрлёниса - это мир прекрасный, чистый и непосредственный, все части которого соразмерны, созвучны друг другу. «Вселенная представляется мне большой симфонией; люди - как ноты», - писал художник. В гармоническом единстве соединяются у него живопись и музыка, музыка и поэзия, когда он пишет картины-фуги, картины-прелюды, живописные сонаты и симфонии, музыкальные симфонические поэмы. В его творчестве воплотилась давнишняя мечта о синтезе искусств.
И еще одно детище, над которым Чурлёнис трудился до 1907 года, долго пролежало в забвении – большая симфоническая поэма "Море" – гордость, одна из высот литовской симфонической музыки. Но исполнили поэму, лишь когда со дня смерти композитора исполнилась четверть века...
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО
Между первыми сочинениями Чюрлениса-композитора и первой оригинальной по стилю работой Чюрлёниса-художника лежит семь лет.
Чюрлёнис поступает в Школу изящных искусств, пишет: «К живописи у меня еще большая тяга, чем прежде, я должен стать художником. Одновременно я буду продолжать заниматься музыкой и займусь еще другими делами. Хватило бы только здоровья, а я бы все шел и шел вперед!»
Осенью 1903 года он пишет маслом картину «Музыка леса». Тема и название её звучит для нас определенным напоминанием симфонической поэмы «В лесу». Картина проста, образы её будто рождены простейшими литературно-поэтическими сравнениями: шум в лесу – это музыка; прямые стволы сосен – струны, ветер, летящий мимо деревьев, - это тот музыкант, который и трогает, колеблет звучащие струны.
Этой работой Чурлёнис поднял руку на «стены», которые испокон века отделяют живописцев от музыкантов, музыкантов – от поэтов, поэтов – от живописцев. И первым, пусть даже слишком слабым толчком, поколебавшим эти мощные стены, была картина «Музыка леса».
Весной Варшавская художественная школа решила показать свои достижения в столице. Петербургская академия художеств предоставила для выставки свои лучшие залы – Рафаэлевские. Экспозиция огромна, и взгляду легко утомиться, но как с удивлением обнаруживает один из современников Чюрлениса, группки посетителей дольше всего задерживаются у работ Чюрлёниса. Рассматривают, обмениваются репликами, недоумевают, пожимают плечами… "Сон…фантастика…мистическое…рисунок неумел…» Это умозаключения одних. «Любопытно…что-то знаете в этом есть…увлекает…и колорит хорош…но очень уж необычно…» Так отзываются другие.
На следующий день в солидной петербургской газете «Биржевые ведомости» можно было прочитать: «В мире искусства. Выставка Варшавской рисовальной школы…Выставлено около пяти тысяч номеров. Заметно стремление к творчеству… По сравнению с другими школами варшавская идет впереди.
Говоря об учениках варшавской школы, нельзя ни в коем случае обойти молчанием длинной серии фантастических пастелей Чюрлёниса. Его музыкальностью объясняется отчасти мистическое творчество. Сразу видишь перед собой художника, привыкшего грезить звуками. Все свое творчество он отдал на служение стихийной обожествленной природе, то кроткой, ясной, улыбающейся, то гневной, помрачневшей, карающей.
Вся статья посвящена только ему, больше не упомянуто ни одного имени, и за всем этим чувствуется, как сильно поражен столичный критик своим открытием нового имени.
Чурлёнис "очеловечивает" природу, решая при этом сложнейшие задачи художественной выразительности. Он достигает удивительного завораживающего воздействия на нас тем, что придает внешнему миру таинственные черты живых, чувствующих существ, и мы с детской наивностью погружаемся в эти странные пейзажи.
1907 год вызвал к жизни нового Чурлёниса. Он живет дома, под заботливым материнским вниманием. В течение лета у него появилось несколько десятков картин. Тогда же Чурлёнис создает цикл "Знаки зодиака" из двенадцати картин одного размера – раскрывают перед взглядом меняющиеся лики звездных небес, чуть подсвеченных идущим из-за горизонта солнцем.
Об одной из своих знаменитых серий Чюрленис писал: `Я начинаю цикл картин `Сотворение мира`, но не нашего мира по Библии, а какого - фантастического, своего, и собираюсь их написать более 100". Написал он их только 13, зато каких! На них изображены какие-то небесные сферы, синева огромного Земного шара, звезды, фантастическая архитектура, морское дно с водными растениями и невиданными организмами. Все это написано в красивой сине-зелено-серебристой либо оранжево-золотой гамме.
Между первыми сочинениями Чюрлениса-композитора и первой оригинальной по стилю работой Чюрлениса-художника лежит семь лет. Осенью 1903 года он пишет маслом картину "Музыка леса". Тема и название ее звучат для нас определенным напоминанием о симфонической поэме "В лесу", сочиненной двумя-тремя годами раньше. Картина проста, образы ее будто рождены простейшими литературно-поэтическими сравнениями: шум в лесу - это музыка; прямые стволы сосен - струны; ветер, летящий мимо деревьев, - это тот музыкант, который и трогает, колеблет звучащие струны. Пейзаж здесь - лишь символическая форма, в которой излагается замысел: для воплощения мыслей и чувств. Порожденные живой природой, автор использует приемы широко распространившегося художественного течения.
В основе работ художника 1905-1906 годов лежит размышление о стремлении людей к счастью. О жажде истины, справедливости, братства. И о жестокости действительности, в которой сгорают искры надежд.
Теплыми отношениями навеяна тема одной из самых романтических и возвышенных по духу работ Чюрлениса "Дружба" (1906), которую он подарил Брониславе Вольман. На картине изображена женщина, летящая в поднебесье, высоко над миром, увенчанная диковинным убором из золотых перьев. Ее веки прикрыты. Обеими руками - бережно и нежно - она несет перед собой мягко сияющий шар. Лучезарный свет торжествует, побеждая холодную пустоту... Чюрленис назвал свою аллегорию многозначительно "Дружба".
Ей же посвящен целый ряд его музыкальных сочинений, включая и самое значительное из написанного композитором - симфоническую поэму "Море".
Мечтой художника о мировой гармонии и красоте рождены циклы картин "Сотворение мира" и "Знаки Зодиака".
Мерцающая голубоватая туманность на фоне безжизненной, темной синевы... Острый профиль с подобием короны вверху взирает в бездонность... Горизонтально над пространством в утверждающем жесте вытягивается ладонь, внизу - надпись по-польски: "Да будет!" Непроглядное пространство начинает превращаться в организованный космос: в синей тьме возгораются светила и спиральные вихри знаменуют рождение новых, они сияют над поверхностью вод, и мятущиеся облака понеслись по ожившему небу, и багровое солнце взошло на горизонт!.. Все это проходит перед нами в первых шести картинах цикла "Сотворение мира". Вид меняющейся космической панорамы делает зрителя соучастником величественных движений материи и духа разума. Мир начинает жить, сверкать, цвести. Чюрленис рассказывает не о сотворении земли, а о возникновении красоты мира. Листы цикла идут от беспорядочного хаоса к гармонии.
К приходу весны 1910 картины Чюрлениса выставляются на выставках, которые следуют одна за другой в Вильнюсе, в Варшаве, в Москве, в Петербурге. Имя его начинают с уважением произносить не только в узком кругу живописцев, знавших его лично, но и в более широкой среде художественной интеллигенции, в кругах любителей живописи. В своих критических статьях Александр Бенуа называет Чюрлениса в числе талантливых мастеров России. Когда в 1910 году возрождается общество "Мир искусства", Чюрлениса признают одним из его членов. На выставке "Мира искусства" выставляется одна из его работ. Поступает приглашение участвовать в выставке за границей - в Мюнхене.
Чюрленис разделяет участь многих великих талантов: слава опаздывает. 10 апреля 1911 года - ему не исполнилось и 36 - Чюрленис умирает.
В течение двух-трех лет после его кончины устраиваются большие выставки его работ в Петербурге, Москве, Вильнюсе, его картины выставляются на Второй международной выставке постимпрессионистов в Лондоне, в концертах начинают играть его музыку, о нем пишутся уже серьезные статьи, публикуются первая книга и посвященный Чюрленису монографический сборник.
Творческая биография Чюрлёниса очень коротка: первые уроки рисования он начал брать в 27 лет, в 32 уже выставил свои первые работы. А через три года его не стало.
Чюрленис - уникальное явление в мировом искусстве, его творчество до сих пор вызывает восхищение и споры.
Однажды с дрейфующей станции «Северный полюс – 18» была получена радиограмма. Радиограмма гласила: «НАЙДИ БИБЛИОТЕКЕ В ЛЕДЯННЫХ ПРОСТОРАХ ПИНЕГИНА СВЕДЕНИЯ ЧЮРЛЁНИСЕ». Радировал знакомый физик, дрейфовавший на полюсе в составе экспедиции СП-18.
Н.В. Пинегин – известный полярник, который был также и художником, учившемся в Петербургской академии. Один из друзей и ближайших сподвижников полярного исследователя Г. В. Седова, Пинегин участвовал в драматическом походе «Св. Фоки» к полюсу. Зимовка путешественников на Земле Франца Иосифа была, как известно, для Седова последней: он погиб при попытке достичь полюса по льду.
В своих записках Пинегин и рассказывает о героической экспедиции русских полярников. Описывая зимовку на Земле Франца Иосифа, Пинегин говорит о полуострове Рубини Рок и добавляет здесь же: «Его двухсотметровые обрывы неприступны… В мглистый день, когда мы увидели те массы, они походили на видения художника-фантаста Чюрлёниса.
Впоследствии, при съемке бухты Тихой, эти мысы были названы «горами Чюрлёниса». Этот нерукотворный памятник, поставленный Чюрлёнису самой природой и героями-путешественниками, появился на полярной карте спустя лишь два года после смерти художника…
В пятидесятых годах советские ученые побывали около Гор Чюрлёниса, и один из участников этой экспедиции, В. Маркин, опубликовал в своей книге фотографию, из которой ясно следует, что седовцы, глядя на бухту Тихую, вспомнили именно «Покой» Чюрлёниса, картину, которую Пинегин, а возможно, и Седов видели на выставке в Петербурге. Такова была сила этой живописи: художник создал поэтический зрительный образ, который продолжал жить в сознании путешественников. вступивших в величественную схватку с полярной природой. Это лучшее доказательство того, что настоящее искусство необходимо людям даже в самые трудные минуты.
В 1918 году Советское правительство Литвы специальным декретом национализировало картины Чюрлениса, причислив к "творениям гениев человеческой мысли". Вскоре был учрежден Государственный художественный музей Чюрлениса в г. Каунасе.
Музей был основан в 1921 г. В 1936 г. скромная галерея была преобразована в большой музей культуры им. Витовта. С 1944 г. музей носит имя Чюрлениса.
Микалоюс Константинас Чюрленис был музыкантом, художником, поэтом. Чюрленис - уникальное явление в мировом искусстве, его творчество до сих пор вызывает восхищение и споры.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Гений – тот, кто творит новый, свой собственный мир.
Если бы жизненную и творческую дорогу Чюрлёниса мы захотели обозначить каким-то словом, указывающим на путь, который он прошел, то это было бы слово неудовлетворенность.
Чюрлёнис опередил свое время. Вестник далекой Страны мечты, он явился, чтобы пробудить в сердцах стремление к поиску, жажду крыльев и высокого-высокого полета.
Любимое занятие Чурлёниса – рассматривать созвездия вечернего неба. Рядом с Чюрлёнисом нельзя было быть плохим человеком. В этом человеке было что-то необычайно достойное: никакой позы, всегда спешит советом и помощью, в общении доброжелателен и тонок.
Шевелюра пышных светловатых волос, добрые даже в улыбке нередко печальные глаза, иногда горящие восторгом или юмором, и сама улыбка, которую описать труднее всего, и тихие слова: «Не сердитесь»…
Картины Чюрлениса - уникальные произведения искусства, созданные на стыке живописи и музыки. Ведь и сам автор был не только художником, но и композитором. Он считается основоположником профессиональной литовской музыки. Благодаря ему о национальной литовской культуре узнали во всем мире.
Биография художника
Исследовать картины Чюрлениса одно удовольствие. Ведь приходится анализировать не только их художественные особенности, но и музыку, под которую они создавались, или которая звучала в этот момент в голове автора. Но сначала расскажем немного о самом авторе.
Микалоюс Чюрленис родился в 1875 году в городке Варене Виленской губернии. Сейчас это самый юг Литвы. Его детство прошло в курортном городе Друскининкае, который и сегодня считается "чемпионом" Литвы по привлечению иностранных инвестиций.
Сегодня в Друскининкае в парке отдыха открыт практически музей деревянных скульптур Чюрлениса на открытом воздухе.
Отец будущего художника был органистом. Мать эмигрировала из немецкого Регенсбурга после начавшихся там гонений католической церкви на евангелистов. В семье говорили на польском. До конца жизни все свои произведения и письма Чюрленис писал только на этом языке.
В юности у него обнаружились способности к музыке. Он начал заниматься в школе князя Огинского, которая располагалась в Плунгянах, на территории современной Литвы. Именно здесь началась его профессиональная музыкальная карьера. Он играл в княжеском оркестре.
По инициативе князя Чюрленис поступает в Варшавский музыкальный институт. После успешной защиты диплома получает в подарок от своего покровителя настоящее пианино.
"В лесу"
В самом конце XIX века Чюрленис пишет симфоническую поэму "В лесу", которая стала первым литовским симфоническим произведением. По тематике она близка с его первым живописным произведением "Музыка леса", которое он написал в 1903 году.
Стоит отметить, что картины Чюрлениса очень часто созвучны с его музыкальными творениями. "Музыку леса " он пишет маслом. Художественные образы просты и незатейливы. Шум в лесу сравнивается с музыкой, а ветер, шумящий в ветвях, с музыкантом, который прикасается к струнам инструмента. Такие аллюзии рождаются в голове каждого, у кого хорошо развито воображение.
На связь музыки и живописи намекают практически все образы. Такими особенностями отличаются все картины Чюрлениса. Стволы деревьев похожи на струны арфы, а из тумана вырисовывается рука, которая как будто на них играет. Исследователи отмечают, что эта работа во многом несовершенна, но в ней уже виден тот Чюрленис, который прославится всего через несколько лет.
Занятия живописью
В 1902 году князь Огинский умирает, Чюрленис остается без своего финансового покровителя. Он вынужден вернуться из Лейпцига, где обучался в консерватории, в Варшаву. Тут он начинает брать уроки живописи у Яна Каузика, заниматься в художественном училище.
Уже в 1905 году он провел свою первую персональную выставку в Варшаве, а в 1906 году представил полотна в Санкт-Петербурге.
Картины-сонаты
За свою творческую карьеру около 300 художественных произведений нарисовал Чюрленис. Картины с названиями "Сказка королей" и "Сказка" относятся к его мифическим символически-обобщенным произведениям.
Многие его полотна созданы в жанрах ар нуво и модерн. Помимо значительного влияния символистов, в них заметны черты декоративно-прикладного народного искусства, а также египетской, японской и индийской культур.
Часто проводил аналогии между миром музыки и живописи Микалоюс Чюрленис. Картины "Соната солнца", "Соната моря", "Соната весны" объединяют в один общий цикл картин-сонат.
Астральные и космогонические мифы можно наблюдать в его цикле "Сотворение мира", а фольклорные представления - в полотне "Жемайские кресты", циклах "Зима" и "Весна".
К сожалению исследователей, многие произведения художника сегодня утрачены. Оставшиеся находятся в Каунасском художественном музее. Отдельные полотна хранятся в частных коллекциях по всему миру.
"Жертвоприношение"
Картины М. Чюрлениса всегда отражали его внутренний мир. Яркий пример - "Жертвоприношение", написанное в 1909 году.
В тот год он живет в Петербурге, работе посвящает практически все время. Он одинок и чувствует себя непонятым. Намечается кризис в его личной жизни. Супруга София Кимантайте, которую он любил, бросает мужа и одна возвращается в Литву.
Именно тогда впервые проявилась душевная болезнь, которая через пару лет и привела к гибели художника. Но в 1909 году он еще пытается бороться и противостоять депрессии.
К этому периоду относится картина "Жертвоприношение". Она выполнена в максимально скупой манере. Сюжет ее таинственен и мрачен. Однозначно его толковать никто не берется. В центре полотна - фигура ангела, окутанного клубами темного дыма, поднимающегося от земли. Ангел в это время смотрит на небо, как бы вопрошая, какие еще жертвы от него потребуются. Картина полна тревог и мрачных предчувствий.
"Фуга"
Многие его работы - яркие примеры синтеза искусств. Именно этого добивался Чюрленис. Картина "Фуга" - яркий пример. С ее помощью мы можем увидеть художественное и музыкальное значение произведения для автора.
Почему же художник назвал свою картину музыкальным термином? Ответ в образах, которые мы видим на полотне. Похожие друг на друга элементы чередуются и располагаются на нескольких уровнях. Все это явно напоминает мелодические ритмы музыкального произведения. Его ритм мы можем наглядно увидеть в образах, созданных художником.
При этом живописца постоянно мучили депрессии, с каждым годом справляться с ними становилось все труднее. В 1911-м он умер от внезапной простуды и полного психического истощения.