Подвиг трёхсот спартанцев в сражении при Фермопильском ущелье, которое случилось ещё в 480 году до нашей эры - яркий пример мужества и героизма. В Голливуде было снято целых 3 фильма, повествующих об этом подвиге - первый в 1962 году, второй в 2006 году (самый известный, режиссёр Зак Снайдер) и третий в 2014 году. И сам этот факт говорит, что это действительно очень захватывающая история. Конечно, в этих фильмах много неточностей, фантазий и выдумок. А как же всё было на самом деле, в реальности?
Сражение при Фермопилах - это одно из ключевых сражений греко-персидских войн. Персидский царь Ксеркс собрал огромное войско, чтобы вторгнуться в Европу и покорить греческие города-государства. По оценкам современных исследователей, численность персидского войска, состоявшего на самом деле из представителей множества разных народов, была в диапазоне от 80 до 250 тысяч. При этом древнегреческий историк Геродот пишет о пятимиллионом войске, но это явно не соответствует действительности.
Историк Геродот в своих трудах подробно описал битву при Фермопилах, но в своих оценках он не всегда был точен
В 481 году до н. э. амбициозный Ксеркс отправил послов во многие эллинские полисы с требованием «земли и воды», то есть потребовал признания своей власти. Впрочем, в Афины и Спарту послы не были отправлены - прошлый опыт говорил, что в этих полисах могут c ними поступить весьма жёстко (десять лет назад в Афинах персидского посла, пришедшего с похожим посланием, казнили, а в Спарте бросили в колодец, сказав, чтобы он поискал «земли и воды» там).
Осенью этого же года в Коринфе прошло общегреческое собрание. На нём был заключён союз и достигнута договорённость о прекращении междоусобных распрей - только так можно было что-то противопоставить персидской угрозе. К правителям греческих колоний были направлены послы с просьбой помочь. Этот шаг, однако, не имел особого успеха.
На следующий год стало ясно, что Ксеркс настроен крайне решительно и серьёзно. Он даже придумал весьма изящный способ переброски своего войска из Европы в Азию. Он создал два понтонных перехода из связанных между собой кораблей через пролив Геллеспонт (современное название пролива - Дарданеллы).
Когда об этом стало известно в Афинах, живший тут стратег Фемистокл предложил дать бой Ксерксу в узком Фермопильском проходе (ущелье) - попасть в южные земли Греции (чего жаждал Ксеркс) другим путём по суше было невозможно. С другой стороны, здесь войско греков могло хоть как-то сдерживать противника, явно превосходящего по численности. Чтобы ущелье нельзя было обойти по морю, кораблям афинян и других союзников было велено контролировать пролив между островком Эвбея и материковой частью Эллады. Там почти одновременно с битвой при Фермопилах произошло масштабное морское сражение.
Подготовка к битве
Итак, к середине августа 480 года до н. э. персидская армия оказалась на побережье Малийского залива перед входом в Фермопилы. К эллинскому войску Ксеркс отправил посла, который предложил всем сдаться и получить в обмен на это свободу и титул «друзей персов».
Объединённым греческим войском руководил спартанский царь Леонид. Он все предложения Ксеркса отверг. Тогда посол передал приказание персидского царя сложить оружие, на что греческий царь Леонид ответил «MOLON LABE», что означает «Приди и возьми». Эта фраза стала легендарной.
В среднем ширина Фермопильского прохода составляла шестьдесят шагов. Греки соорудили здесь стену, точнее говоря, невысокую баррикаду из тяжёлых камней, и разбили за ней лагерь, перекрывающий проход по всей ширине.
Войско царя Леонида состояло из 7000 гоплитов (тяжеловооружённых воинов) и 2000 лучников. Хотя по нынешним оценкам, число греческих воинов, оборонявших Фермопильский проход, могло доходить и до двадцати тысяч. И, конечно, ни о каком стократном или тысячекратном превосходстве персов, о котором говорили древние историки, не могло быть и речи.
Воины Спарты - лучшие в Древней Греции
Безусловно, отдельного разговора заслуживает личная гвардия Леонида состоящая из тех самых 300 спартанцев. Число воинов в гвардии было всегда постоянным, если один умирал, то его занимал другой. Спартанцы заслужили в Греции славу наиболее смелых и неустрашимых воинов. «Вместе победить или вместе умереть!» - таков был их девиз.
Леониду на тот момент было больше сорока лет (точный его возраст на момент битвы при Фермопилах установить специалистам не удалось) и считалось, что он являлся потомком полубога Геракла в двадцатом поколении. Перед походом на Фермопилы лично отобрал из граждан 300 мужей, у которых уже были сыновья. Остальным спартанцам предписывалось присоединиться к войску после того, как окончатся праздники. И хотя старейшины Спарты пытались уговорить Леонида взять больше, чем 300 человек, Леонид был неумолим.
Интересный факт: даже нашествие персов не заставило спартанцев отказаться от священных торжеств. В Спарте в это время праздновали Карнеи - праздник в честь Аполлона Карнейского, длившийся целых девять дней.
Вообще надо сказать, что в Спарте сложился весьма интересный государственный строй. Основным принципом здесь был принцип единства полноправных граждан. И государство строжайшим образом регламентировало жизнь спартанцев, пресекало возникновение имущественного расслоения. Спартанцы были обязаны заниматься только военным искусством и спортом. Земледельчество и ремёсла были уделом неполноправных граждан - пэриеков и илотов.
Воспитание молодёжи считалось в классической Спарте государственным делом. Вся система воспитания была подчинена цели сделать из ребёнка гражданина-воина. С семи до двадцати лет сыновья граждан Спарты обязаны были жить в своеобразных военных интернатах. Юноши занимались здесь физподготовкой и закаливанием, играли в военные игры. Также у будущих воинов вырабатывали навык лаконичной и грамотной речи. Среди личностных качеств наиболее важными считались выносливость, преданность и решительность. В общем, в этих интернатах было весьма суровое воспитание. И это явно одна из причин, почему спартанцы были так хороши в битвах.
Первые дни штурма греческих позиций
Ксеркс, подойдя к Фермопилам, выждал четыре дня, а на пятый отправил на штурм самые боеспособные отряды из мидян и персов. Согласно сведениям историка Диодора, в авангарде здесь находились воины, чьи родственники пали в Марафонском сражении. Оно случилось за десять лет до битвы при Фермопилах, и в нём одержали победу греки.
Первая атака персов была достаточно прямолинейной - они ударили строго по центру. Имея явное численное превосходство, персы хотели быстро решить исход сражения в свою пользу, но греки встретили их и выстояли. Тактика греков была следующей: они делали вид, что начинали отступать, но потом вдруг резко разворачивались и контратаковали разрозненных персов - это было очень эффективно. Сложилась уникальная ситуация: самая многочисленная на тот момент армия мира не была способна противостоять сравнительно небольшому числу эллинов. Причём ещё какая-то часть греческих воинов оставалась за стеной.
Сражение при Фермопилах действительно было очень ожесточённым
Потом персидский царь послал в бой киссийцев и саков, которые славились своей брутальностью. Но и тут воины Ксеркса не смогли осуществить прорыв. Они имели лёгкое вооружение и не обладали хорошей строевой подготовкой. И потому были бессильны против дисциплинированной фаланги противника, укрывшейся за сплошным рядом огромных щитов.
День уже близился к вечеру, когда в бой пошёл десятитысячный отряд «бессмертных» (хотя, конечно, они были смертны, просто так называли элитную гвардию персидских войск). Но и они отступили после непродолжительного боя. 300 спартанцев всё это время принимали участие в битве, при этом их потери, если верить историку Ктесию, были ничтожны - всего три человека.
На второй день персидский царь опять послал на штурм греческих позиций свою пехоту. Он обещал щедрую награду за успешное наступление и казнь за побег с поля брани. Но и это не помогло: все атаки второго дня тоже оказались бесплодными. Отряды Ксеркса сменяли друг друга, но это ни к чему не приводило. Царю персов пришлось возвратиться обратно в лагерь.
Предательство Эфиальта
Ксеркс не понимал, как действовать дальше, пока к нему (это был всё тот же второй день сражения) обратился человек по имени Эфиальт. Он за щедрую награду вызвался показать персам горную тропку в обход Фермопильского ущелья. В фильме 1962 года «З00 спартанцев» мотивация Эфиальта представлена так: он якобы хотел покорить своим богатством красивую спартанку Эллу, которая ему очень нравилась. В фильме 2006 года Эфиальт был горбуном, которого Леонид из-за этого не взял в свою гвардию (он не мог поддерживать строй, состоящий из рослых и статных мужчин). Он затаил зло и стал предателем. Однако истинные мотивы Эфиальта окутаны тайной. Зато известно, что в честь предателя греки впоследствии назвали демона, правящего ночными кошмарами.
Секретную тропу караулили силы фокийцев из Средней Греции - всего их было около тысячи. Отборный отряд персов в 20000 человек во главе с полководцем Гидарном шёл, не выдавая себя, всю ночь, а на рассвете напал на ничего не подозревающих фокийцев. Фокийцы были загнаны на горную вершину, а Гидарн, воспользовавшись этим, просто продолжил двигаться в тыл к эллинам, обороняющим Фермопилы. Фокийцы отправили гонцов, чтобы уведомить о манёвре персов. Но эта информация была уже известна: грекам во главе с Леонидом ещё ночью рассказал об этом Тиррастиад - персидский воин-перебежчик.
Гибель спартанцев и других греческих воинов
У Леонида к этому времени оставалось около пяти тысяч воинов. Весть о заходящих с тыла персах сделало оборону стены бесполезной. Желая спасти значительную часть греческого войска, Леонид отдал им приказ отступить и соединиться с прочими эллинскими силами, и, действительно, около 2000 воинов двинулись на юг. Сам Леонид остался с 300 земляками - спартанцам в принципе их устав запрещал отступать, вне зависимости от обстоятельств. Однако отряды фиванского (под командованием Демофила) и феспийского (под командованием Леонтиада) ополчений общей численностью примерно 2000 человек тоже отказались уходить. В итоге на Фермопилах они разделили участь спартанцев.
Заметив приближающихся с тыла персов, ведомых Эфиальтом, греки отступили от своих баррикад расположились на возвышенности у выхода из Фермопил. Они уже не рассчитывать победить, только достойно умереть. В конечном счёте горстка смелых эллинов приняла бой в месте, где проход уже значительно расширялся. Но и там персы толком не могли развернуться, многие из них погибали в результате давки или падения с обрыва.
Персы стреляли в оставшихся на поле брани греческих героев из луков, бросали в них камни. А спартанцы всё равно держались очень мужественно. Когда у воинов из Спарты ломались копья, они бились с противники короткими мечами, а иногда и вступали в рукопашную. Геродот свидетельствует, что при этом особую доблесть проявили спартанцы Алфей, Диенек и Марон. Упоминается и некий Дифирамб из Феспии, тоже проявивший себя как смелый воин. В жестокой сече не уцелел практически никто. В бою погиб Леонид, но и персы потеряли, например, Аброкома и Гиперанфа, братьев Ксеркса. Ксеркс, кстати, когда всё закончилось, лично отправился на осмотр места сражения. Обнаружив тело Леонида, он повелел отрубить ему голову с плеч и посадить на кол.
Из трёхсот спартанцев выжил лишь Аристодем - они из-за болезни был заранее оставлен Леонидом в Альпенах, поселении неподалёку от ущелья. Когда Аристодем вернулся в Спарту, его ждало бесчестье. Ни один человек не говорил с ним, за ним закрепилось прозвище Аристодем-Трус. Известно, что в дальнейшем Аристодем попытался реабилитировать себя и героически погиб в сражении при Платеях. По некоторым данным, в живых остался ещё и некий спартанец Пантит, который якобы был послан в качестве гонца в Фессалию. Когда он вернулся в Спарту, его тоже ждал позор.
Воздавая должное противникам, персы погребли павших эллинов с воинскими почестями на том же холме, где произошёл последний бой. Вскоре над их могилой был сделан памятник в виде статуи льва (Леонид означает в переводе с древнегреческого «подобного льву») с красивой эпитафией.
Павших спартанцев на родной земле почитали как настоящих героев. И даже спустя шесть столетий в Спарте каждого из них помнили по имени.
Документальный фильм «Последний бой 300 спартанцев»
Сюжет
См. также
- «Триста спартанцев » (The 300 Spartans, 1962) - художественный фильм режиссёра Рудольфа Мате 1962 года.
- Фермопильское сражение - историческая основа легенды о 300 спартанцах.
- «D-Yikes! » - серия «Южного Парка », в которой пародируется фильм.
- «Знакомство со спартанцами » - ещё одна пародия на фильм Зака Снайдера.
- « » - ещё одна пародия на фильм Зака Снайдера.
Напишите отзыв о статье "300 спартанцев (фильм, 2006)"
Примечания
Комментарии- Илья Смирнов
- рецензия на фильм С. Жижека
- (англ.)
|
||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 300 спартанцев (фильм, 2006)
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Спарта — военное государство, полное загадок. Хотя у спартанцев есть лучшая для древних времен армия, они не хотят использовать свою огромную военную машину в военных целях. Для спартанцев достаточно восхищения и уважения, которыми народ Спарты щедро одаривает их. Но в 490г. до н.э. Спарте угрожает опасность с востока. Персидский царь Дарий отправил в Спарту посла, с заявлением о намерении захватить Грецию и присоединить её к своей гигантской империи.
Персия — самая сильная держава пятого века до нашей эры, а персидская армия — самая большая в своё время. Греческие города-государства, которые, как известно, принимали участие в небольших войнах, объединяют силы против могучего врага под руководством морской флотилии Афин. Только спартанцы не участвуют в объединении воинских сил, притворяясь, что праздник в честь Аполлона задерживает отъезд их армии. Король Ксеркс мобилизует сильную армию.
Вторжение персов
На равнине Марафона, недалеко от побережья, происходит первая битва. В жаркое августовское солнце обе армии бездействуют в течение нескольких дней. Напрасно греки ждут обещанного подкрепления от Спарты. Но затем генерал Мильтиад из Афин приказывает атаковать, и начинается массовая резня. Легко вооруженные персидские пехотинцы потерпели поражение от афинян. По окончании битвы со стороны Спарты насчитывается еще 2000 спартанских гоплитов, усиленно бронированных пехотинцев. Но больше нет противника. Афиняне с гордостью показывают спартанцам мертвых персов.
Персы поклялись отомстить Грекам. Несколько лет спустя, в 486 г. до н. Дарий назначает своего сына Ксеркса своим преемником. Его правление начинается сразу с подготовки к крупнейшему вторжению, ранее не виданному в истории. В течение четырех лет Ксеркс мобилизовал армию в 250 000 человек, чтобы .
Опять же, он осознаёт опасность объединения греков. Ксеркс, называющий себя «Великим королем», лично командует Персидской гигантской армией. Логистика этого прогресса — одно из великих достижений древности. Каждый день воины потребляют миллионы литров воды, миллионы фунтов зерна, продуктов питания и мяса. Только 300 спартанцев приходят на помощь.
Готовы к худшему
Греки, которые намного уступают персам, долгое время готовились к встрече с опасным противником, решая где им встретить его. Было принято решение сделать это на Фермопилах. Горный перевал на юге, известный своими горячими серными источниками. На узком перевале, длиной чуть более 20 метров, греки хотят остановить войско персидских солдат. Греческие войска в Фермопилах находятся под командованием спартанского короля Леонида. Он опытный командир и готов ко всему.
Дельфийский оракул предсказал: либо персидский царь победит всю Грецию, либо спартанский король должен умереть. Леонид знал об этом. И он также знал, что грекам нужна победа, чтобы продолжать сражаться после битвы в Фермопилах.
Число греков значительно увеличилось. В начале августа персидская армия медленно, но неумолимо приближается к Фермопилам. Сам царь Ксеркс возглавляет армию. Баланс сил смертелен. 200 000 персов противостоят 7 000 греков, включая 300 спартанцев. В том, что было послано так мало спартанских воинов — крылся определённый расчет. Спарта сознательно не посылала более крупную армию, они были уверены, что проиграют огромной персидской армии.
Они просто хотели впечатляющего зрелища. Поэтому пожертвовать 300 человек было идеальным решением. Однако если персов не задержать у Фермопилов, это угрожает оккупацией всей страны. Между тем, Дельфийский оракул заявляет, что греки должны молиться за «благоприятные ветры», что это «лучшие союзники». Сразу после этого на Эгейском море разбушевался сильный шторм. Флот Ксеркса теряет более 200 кораблей.
Непобедимая фаланга
18 августа, 480 г. до н. э. оба противника готовы к битве. Спартанцы образуют фалангу – тесную формацию тяжело вооруженных воинов. В узком просвете перевала тяжело вооруженные греки с их длинными копьями и большими щитами были намного эффективнее, чем персы, вооруженные короткими копьями. Таким образом, фаланга спартанцев становится непобедимой.
Только к вечеру Ксеркс приказал отступить. Узкий горный перевал наполнился трупами, персы не захватили ни метра земли. Первый бой закончился, но Леонид и его фаланга спартанцев остаются непоколебимы.
На следующее утро Ксеркс перестраивает свои войска. Теперь элитные воины штурмуют проход. Они называют себя «бессмертными». Персидский король обещает высокую награду за победу и угрожает смертью, если атакующие потерпят неудачу. Но снова персы терпят неудачу в фаланге спартанцев. Античные источники сообщают, что мертвые персы лежали вокруг целыми горами высотой в метр перед греческими линиями.
Ксеркс вынужден прекратить свою вторую атаку. Фактически, персидский король мог себе позволить и потери в соотношении 50 к 1, не ощущая этого, но если бы это сражение длилось несколько недель, его армия была бы деморализована. Поэтому Ксеркс выбирает другой путь к победе. Король Леонид заявляет, что будет бороться до последнего человека.
В ловушке
Грек по имени Эфиальт предлагает Ксерксу свои услуги. За высокую награду он обещает провести персов по тайным горным тропам вокруг Фермопилов. Элитные бойцы персидских «бессмертных» пробираются мимо греков ночью. Утром они оказываются на другой стороне перевала.Фермопилы становятся смертельной ловушкой. Скалы и море с одной стороны, крутые горы — с другой, а персы с фронта и тыла.
Тяжёлые последствия теперь ждут короля Леонида. Он приказывает греческому войску уйти из Фермопилов. Но спартанцы должны остаться с ним и сражаться до последнего человека, потому что он не сдастся в любом случае. Измученные и раненые, спартанцы надели свои доспехи. Король Леонид снова обращается к своим людям.
«Хорошо позавтракайте. К обеду мы все будем в аду».
Оценка и мораль
На восходе солнца начинается атака на спартанцев и их немногих союзников. Древние авторы сообщают, что обе стороны сражались с особой жестокостью. Когда король Леонид был смертельно ранен, его люди сражались, как сумасшедшие, как будто хотели воскресить своего государя. Около полудня 20 августа 480 г. начинается последний акт битвы в Фермопилах. В конце концов, все спартанское оружие сломано, а доспехи разбиты. Из последних сил они защищают себя зубами, руками, кулаками против превосходящей силы. Но персы не хотели никаких дальнейших собственных потерь и убивали всех оставшихся в живых.
Спартанцы и их союзники были похоронены под персидским градом стрел. Когда все было кончено, 300 спартанцев и их союзники погибли на вершине перевала. Потери в Персидском заливе оцениваются более чем в 20 000 человек. Ксеркс лично осматривает поле битвы. Когда он находит мертвого Леонида, он обезглавливает труп и насаживает голову на кол. Его солдаты должны видеть, что спартанцы — обычные смертные. Но моральный дух персидских воинов остается поколебленным. После битвы в Фермопилах, страх перед этими таинственными спартанцами растет в персидском лагере. И это несмотря на то, что победа была одержана персами. Для греков битва при Фермопилах показала, что не все потеряно и надежда есть. Они получили время, чтобы создать новую армию в Аттике. И теперь они преклоняются героизму 300 храбрых спартанцев. С другой стороны, персы не уверены в своих силах, потому что они не ожидали встретиться с таким сильным противником.
В 480 году до нашей эры небольшой отряд воинов спартанского царя Леонида вместе с союзниками из других греческих полисов несколько дней успешно противостоял двухсоттысячной армии персов Ксеркса I. Защитники Греции удерживали вход в узкое ущелье Фермопилы, ведущее вглубь Греции. Вот как это место выглядит сейчас.
Памятник на месте сражения. Надпись на стеле призывает каждого проходящего остановиться почтить память героев
Фермопильское ущелье находится на востоке Греции, на побережье Эгейского моря в районе города Ламия. Узнать это место сейчас достаточно сложно, рельеф местности за прошедшие 2.5 тысячи лет серьезно изменился. Море, подходившее к ущелью вплотную, отступило на несколько километров, сейчас здесь наблюдается долина. Фактически исчезло и само ущелье - теперь это полоса в несколько километров, разделяющая береговую линию и горы.
Карта сражения
Сейчас по месту ущелья и вдоль всего залива проходит автомобильная магистраль, соединяющая Лариссу, город в Фессалии, и Афины. Кстати, жители Фессалии в той войне выступали на стороне Персии.
С другой стороны трассы на ближайший холм ведет узкая дорожка, здесь находился штаб греков
Плита на месте штаба греческого лагеря
С холма, откуда осуществлялось руководство греками, отлично видна местность, занятая персами. Лагерь персов стоял у зеленого холма в центре фотографии
Вид на монумент
В античные времена на этом месте был небольшой городок Анфела
Если, не доезжая до места битвы 1 км, свернуть в горы на дорогу на Дельфы, то со здешних высот отрывается прекрасный вид на всю долину
Когда-то вся эта равнина была покрыта морем..
Узкая морская полоса виднеется далеко вдали
Битва при Фермопилах произошла 10 годами позже битвы при Марафоне, когда афиняне разбили высадившиеся войска персидского царя Дария. Его сын Ксеркс решил повторить поход на Грецию и собрал огромную по тем временам армию. Большинство греческих городов признали власть Ксеркса и отказались от войны с ним, остальные же собрали войско в 5-7 тысяч и выступили к Фермопилам, чтобы перекрыть персам проход к южной Греции. Греческие гоплиты, хорошо защищенные воины с длинными копьями, имевшими оборонительный строй в виде фаланги, легко удерживали узкий проход, неся небольшие потери. Однако после 2 дней битвы, когда персы потеряли несколько десятков тысяч воинов, среди местных жителей нашёлся предатель, который показал обходную горную тропу. Персы обошли войска греков и ударили оставшимся воинам под предводительством царя Леонида в спину. Те, кто остался биться насмерть - погибли, включая и всех спартанцев. Но годом позже уже объединенная армия греков наголову разбила войска Ксеркса при Платеях, так и не дав последним завоевать Пелопоннес.
Кстати, "Спарта" - это гораздо более позднее название города, откуда пришли спартанские войны. В те времена город называл "Лакедемон", и литера "Л" на щитах воинов - обозначение настоящего названия воинственного полиса.
Почему миф? А потому. Потому, что ежели сражавшихся в те дни спартанцев было именно триста, то чем объяснить потери греков, составившие в том сражении около 4 тысяч убитыми и около 400 взятых в плен?
Одноименный фильм с таким названием я тактично оставляю в стороне, как добротный образец эпического маразма, с его замотанным в цепи трехметровым Ксерксом, боевыми слонами, размером с хорошую пятиэтажку, и мчащимися в бой боевыми носорогами (фильмов с таким названием, к слову сказать, было снято в разное время уже несколько, но я сейчас о последнем, наделавшем в прокате столько шума).
Но вернёмся к обозначенной теме: итак, по мнению многих, в 480 году до н.э. персидской армии Ксеркса в местечке Фермопилы («Горячие ворота»), противостояло именно 300 воинов из города Спарта (во главе с мужественным царем Леонидом). Тем не менее, все обстояло не совсем так.
За ответом обратимся к « » Геродота, к книге седьмой («Полигимния») этого труда – единственному достоверному источнику об этом сражении, где в параграфах 202 и 203 читаем (количество воинов выделено мною жирным шрифтом): «Эллинские же силы, ожидавшие в этой местности персидского царя, состояли из 300 спартанских гоплитов, 1000 тегейцев и мантинейцев (по 500 тех и других); далее, 120 человек из Орхомена в Аркадии и 1000 – из остальной Аркадии. Столько было аркадийцев. Затем из Коринфа 400, из Флиунта 200 и 80 - из Микен. Эти люди прибыли из Пелопоннеса. Из Беотии было 700 феспийцев и 400 фиванцев. Кроме того, эллины вызвали на помощь опунтских локров со всем их ополчением и 1000 фокийцев…»*. Путем несложных арифметических подсчетов мы получим цифру: 5200 воинов (примечание: Википедия в статье «Фермопильское сражение» приводит иные цифры: 5920, тем не менее цифра эта ошибочна, поскольку автором статьи в Википедии при подсчете количества воинов из Микен, указано «800», вместо «80», чем и обусловлена неточность подсчета).
Итак, мы видим уже не триста, а более пяти тысяч воинов. В данном случае особо акцентирую внимание на слове «воины», поскольку в их число у Геродота вошли лишь профессиональные тяжеловооруженные воины (го´плиты), при этом тот же Геродот говоря о количестве спартанцев сообщает лишь о количестве именно го´плитов, не считая при этом ило´тов, - своеобразных государственных крепостных в Спарте, которых спартанцы использовали как легковооруженных воинов и слуг, но с которыми не делились славой. Люди, подобные спартанским ило´там, были также и у воинов из других греческих полисов. Количество спартанских ило´тов в Фермопильском сражении подсчитать можно лишь приблизительно, поскольку о их количестве Геродот попросту умалчивает. Вместе с тем, по словам того же Геродота год спустя (479 г. до н.э.) в сражении при Платеях на каждого спартанского го´плита приходилось по 7 ило´тов; соотношение их в Фермопильском сражении неизвестно, но судя по всему было примерно таким же, исходя из количества погибших в сражении греков. Итого только спартанцев в том сражении участвовало около двух тысяч человек.
По просчетам ряда специалистов, в Фермопильском сражении персидской армии противостояло около 12000 спартанцев и их союзников из иных греческих полисов, что, согласитесь, уж никак не 300.
Впрочем, это обстоятельство никоим образом не преуменьшает подвига спартанцев и воинов из прочих греческих полисов, ведь им противостояло около 200 тысяч персидских воинов, в том числе элитные части Ксеркса – так называемые «бессмертные». В этом бою, длившемся три дня, пало около 20 тысяч персов (в том числе 2 родных брата царя Ксеркса), потери же в том сражении греков приведены в самом начале статьи.
* Цит. по: "Историки античности", М., Издательство "Правда", 1989 г., т.1 с.189.